Виталик слушал их и радовался: вот повезло, пока она с ним говорит, я незаметно уйду и спрячусь. Но уйти он не смог – Наташа крепко держала его за руку. Когда дверь перевязочной закрылась, плач Виталика еще долго был слышан во всем коридоре.

Три недели спустя - 30 ноября 1983

Гриша проснулся раньше всех. Он выпил несколько глотков апельсинового сока, сел на кровати, опустил ногу в аппарате вниз и закрыл глаза. Один… два… три… четыре… пять… мысленно отсчитывал он первые мгновения боли от тяжести аппарата и спиц, которые тут же начали тянуть все мышцы. На счете десять он открыл глаза и взял в руки костыли.

- Что, Гриша, к девочкам собрался? – спросил Бершадский.
- Да, вот собрался, только штаны не могу найти, – в шутку ответил Гриша.
- Они на пол упали… Сейчас Кик тебе их подаст. Виталька, вставай, ну хватит лежать!!!
- А как он пойдет к девочкам, ему только вчера операцию сделали? – спросил Белоусов.
- Сережа, если он не сможет пойти, я позову девочек сюда!
- Тогда зачем штаны надевать – спросил Белоусов
- Как зачем – сказал ему Кик – чтобы девочки его трусы с ромашками не увидели!

Гриша надел джинсы и попытался встать. Голова немного кружилась, стоять было тяжело...

… Гриша неуверенно сделал несколько шагов по палате, стараясь отводить костыли подальше в стороны, чтобы не задеть плохо загнутые спицы и торчащие во все стороны стержни в аппарате, сковавшем стопу.
Вернувшись из туалета, он сел на кровать, допил сок и вынул из тумбочки бритву и одеколон, но только он начал бриться, в палату прибежал доктор Игорь или, как его за глаза называли, фельдшер Игорек. Он не был палатным врачом Гриши, но считал своим долгом навестить пациента, на операции которого вчера присутствовал.

- Ну, ты и матерщинник!!! – сказал он, растягивая букву "н". – Я еще никогда не слышал, чтобы так матом ругались, как ты!!! Разве можно так в присутствии врачей и медсестер?! Я бы никогда не поверил, если бы мне рассказали!
- А что я там, в операционной, говорил?!
- Неужели, ты не помнишь?! – ты так ругался, так ругался!!!
- Я помню, как обливали ногу йодом, как начали вводить в вену что-то такое, от чего все поплыло. А что было потом, не помню, я ведь был под наркозом.
- Ой, ты такое наговорил, такое наговорил, никогда бы не подумал, что ты так можешь!
- Так все-таки, что я говорил?! Может быть, спросить у В.Д.?

После слов про Мальцева у Игоря пропало желание продолжать разговор и он, с важным видом засунув руки в карманы халата, вышел из палаты.
Гриша опять включил бритву, но побриться он не смог: в палату пришла Аня – девушка-лаборантка. Аня и Гриша явно симпатизировали друг другу. Они обменивались шутками, улыбались друг другу и, возможно, поэтому Аня всегда говорила, что плохо уколола и надо колоть второй раз. Она делала такое огорченное лицо, словно чувствовала себя виноватой.
- Гришенька, я знаю, что ты меня простишь, я так старалась сделать тебе небольно, что плохо уколола, смотри, кровь совсем не идет, – говорила она.
От таких слов, Гриша таял, соглашался, чтобы она его еще раз уколола, и, в шутку называя ее «колючка», каждый раз просил подарить "пчелку", которой она его колола. Аня обещала подарить, но, насколько я знаю, так и не подарила.

Побриться Грише в то утро не дали. Когда Аня ушла, пришла медсестра Света сделать промедол, чтобы он зря не пропал; приходили девочки из 7-й палаты, затем, перед завтраком, пришел Мальцев, который со своим привычным "японский бог, ленинградский почтальон" загнул спицы, чтобы они не цеплялись за каждую вещь, которая попадалась им на пути…

После завтрака в палату пришла Наташа. Увидев ее, Виталик сжался и хотел уже сказать, что он сейчас, прямо сейчас уходит в ЛФК и поэтому никак не может пойти на перевязку, но Наташа прошла мимо него и подошла к Грише. Она облокотилась на его кровать, и спросила, помнит ли он о своем обещании и пойдет ли на перевязку сам или желает, чтобы подали карету, т.е. каталку.
- Конечно, пойду сам, – ответил Гриша. Он не любил каталку еще со времён старого корпуса, а может быть, даже с тех пор, как лежал в киевской больнице.

Пока Наташа развязывала бинты и снимала спиртовки, Гриша все время шутил, он рассказывал ей, чем караталин отличается от оснината, а потом, когда Мальцев осмотрел ногу и, сказав, что все в порядке, ушел - они слушали кассету Высоцкого.
Время пролетело незаметно. Когда перевязка была закончена, Наташа сказала:
- Извини, меня... когда мы с тобой тогда познакомились, я грубо с тобой говорила. Думала, приехал новенький, ничего не знает, не понимает, выделывается, чтобы показать, какой, мол, я храбрец, а понятия не имеет, что такое аппарат… Ты меня простишь? Друзья?
- Друзья! – ответил он…

Почувствовав прилив сил от перевязки и поцелуя Наташи, Гриша возвращался в палату и думал – правильно говорят, что первое впечатление всегда обманчиво и по нему нельзя судить о людях.