КНИИЭКОТиЯ

Вдруг я вспомнил, как первый раз в палату пришел отец Ахмеда и принес этот блокнот: смотри, Ахмед — это хороший блокнот — говорил он — вот место для ручки, а сюда я положил фотографии семьи. Смотри, никому его не дари и ни с кем не меняйся — это твой блокнот!
Ахмед был счастлив! Взяв с меня и Кика честное слово, что мы никому не расскажем он пошел в палату к девочкам гадать. Гадание собирались устроить в полночь, а до полуночи рассказывать анекдоты.

Гриша с этого гадания вернулся довольно быстро — ему там сказали, что это не твой праздник и вообще гадать тебе нельзя. Почему не его праздник понять мне было очень тяжело. Праздник советский, значит можно всем! Почему нельзя? Странно! Ведь праздновать старый новый год — это самое то!
Впрочем, он не много потерял! Мама Кика принесла шанечки и пирожки. И мы устроили праздничный поздний ужин.
Как Дарио любил наши пирожки с мясом я не могу передать! Они шли у него за обе щеки! Вкусно! - говорил он, а Виталька давал ему еще два и говорил — ешь, мама сказала, чтобы до завтра все съели. Ох, какие были вкусные эти пирожки с мясом и шанешки с повидлом! А потом, потом... когда мы пили чай, Дарио начал нас угощать конфетами. Разными конфетами фантики которых были такие красивые, что нет слов. Кик и Колобок выравнивали эти фантики, а потом менялись и ругались. ругались и менялись, чтобы у всех были одинаковые.

Утром в понедельник Ахмед задумал поездку в город. Он решил потратить деньги и купить для нашей палаты что-то необычное. "Я доставлю вам огромное удовольствие", — говорил он, и, увлеченный своей идеей, никак не мог дождаться обхода врачей.
Ему казалось, что доктора наши, наевшись манной каши, очень долго пьют чай, сидя в ординаторской, и не торопятся на обход. Он сидел как на иголках все время вскакивая с кровати и выбегая в коридор посмотреть, не идет ли Мальцев со своей свитой. А они — целители (с ключами в карманах) - всё не шли и не шли. Возможно, из-за этого Ахмеда злила игра, которую затеял Бершадский — обсуждая с Гришей наши снимки и обещая каждому порцию мороженого, если на обходе скажут что-то другое, чем они.

- Валерик, готовься, эту спицу тебе выдернут! - говорил Бершадский. — Вы согласны со мной, Гриша?
- Ну, а зачем она нужна, там есть еще три, а эта ни туда ни сюда, выдернут, тем более, что уже три раза обкалывание делали, — отвечал ему Гриша.
- Валерик, — ну, почему сразу слезы? Это же не новую спицу ставить — это не больно, и обкалывать больше не будут, - продолжал Бершадский.
- Так... а тебе Виталька перемонтаж, однозначно перемонтаж!
- С уколом?
- Нет, без укола! Смотри, стержни закончились, их заменят.
- Не бойся, — подбадривал Кика Гриша, — это не совсем перемонтаж, это как игра в конструктор.
- Так, теперь у нас Сергей... - продолжал Бершадский. - Что у тебя? Как всегда ничего? Все в порядке?! Кстати, попроси на обходе укол на ночь, тебе назначат...

Врачи пришли неожиданно, когда Гриша с Бершадским обсуждал свои снимки. Гриша показывал на стопу и говорил, что пока замыкают ложный сустав нога, не удлиняется и, скорее всего, придется приехать еще раз или ходить с подбивкой.
Мальцев сделал нам знак, чтобы мы молчали и с интересом смотрел, как Гриша водит по снимку пальцем, а Бершадский говорит, что, наверное, вилку не смогли сделать, поэтому решились на анкилоз. Что за вилка? Какая вилка в ноге? И что такое анкилоз?..

- Профессора, — можно к вам присоединиться и посмотреть на снимок? — спросил Мальцев. — Виталий, ты можешь остаться, не стесняйся, мы же все свои. Гриша... Гриша... ты хотел бы быть врачом?
- Да, очень, но...
- И потом у нас работать?
- Да, но...
- Жаль, я бы взял тебя к себе. Ты в снимках разбираешься. Не каждый может так, он посмотрел на доктора Игоря. Я правильно говорю?

- ...Виталик, только не плачь, - В.Д. сел на кровать Кика, — только не плачь, я должен сказать тебе что-то важное. Только не плачь... После обхода мы с тобой пойдем в аппаратную, всего на пять минут.
- Знаю, знаю, — начал Кик, — вы хотите мне поменять стержни. Забрать те, к которым я уже привык и которые люблю, и поставить новые, некрасивые, которые опять будут цепляться за всё и мешать мне.

- Твоя работа? - В.Д. повернулся к Грише.
- Нет, моя, — уже со своей койки ответил Бершадский, — у нас разделение труда: я консультирую маленьких, а он подростков.

Мальцев покачал головой, поправил усы и подошел ко мне.
— Ну, а у тебя как дела, что тебе околооконные профессора сказали?
И тут я ляпнул, не подумав...

Продолжение следует

Пока Рая записывала назначение, Мальцев и Вадим подошли к колобку. Они смотрели его покрасневшую руку, рассматривали снимок и спрашивали у Раи, какая температура была у него вечером и утром.
- Ну что, Валерик, сильно болит около спицы?
- Болиииит, — ответил Колобок, у которого по щекам текли слезы.
- Мы сегодня сделаем перевязку, удалим эту спицу и больше болеть не будет, согласен?
- А обкалывать будете?
- Нет, не будем, просто положим мазь, — ответил В.Д. и погладил Колобка.

Затем они подошли к Бершадскому.
- Ну, рассказывай, что вы с Гришей решили? — спросил В.Д., рассматривая снимки.
- Что пришло время аппарат распускать.
- Сколько ты уже на фиксации?
- Месяца два, плюс-минус неделя.
- Может и пора... мозоль неплохая... - В.Д. постучал по ноге Бершадского и спросил:
- А вы, что думаете, Вадим Владимирович?
- Я бы еще месяц подождал, — ответил Вадим
- Виталий, давай сделаем так: назначим тебе новый снимок и на следующем обходе решим. Согласен?..

Я всегда удивлялся, как Мальцев мог сходу перестраиваться под каждого пациента, ведь все мы были разными. Но к каждому, точнее почти к каждому, он находил ключик и говорил и с маленькими и старшими на равных. Один из немногих, с кем он не мог найти общий язык, был Костя. Его величество постоянно грубил Мальцеву и, наверное, поэтому с Костей всегда говорил Вадим, перед которым наш король лебезил как только умел.

- Костя, нам тебе придется сделать перепроводку спиц. У тебя они не держат кость и надо поставить с напайками. На следующей неделе мы будем делать операцию Ахмеду и после него возьмем тебя, - и, видя испуг в глазах Кости, добавил: - не волнуйся — это не операция, клизму ставить не будут. Это бжик (он сделал движение словно держал электродрель) и всё, максимум пять минут.

Ахмед узнав, что ему через неделю сделают операцию, чуть не вскочил с кровати и не затанцевал. Он ждал операцию уже два месяца и не мог поверить, что наконец-то и он будет в аппарате. Попросив у врачей разрешение пойти на почту позвонить родителям, Ахмед начал одеваться, а доктора наши подошли к нытику.
- Ну, как дела, Алеша? - спросил Вадим — я слышал, что уже неделю ты хорошо спишь и не плачешь по ночам.
- Это все часы Дарио, — ответил нытик, — они в двенадцать пикают два раза я и сразу засыпаю.
- А почему раньше плакал? - спросил В.Д.
- Не знал сколько время.
- А почему у тебя снимки так аккуратно сложены?
- А я их никому не разрешил смотреть.
- Ну, и мы их смотреть сегодня не будем, раз ты хорошо спишь, значит у тебя ничего не болит и все в порядке...
- Да, Рая, запишите всей палате анализы назначить, мы давно не проверяли как и что. А Валерику запишите развернутый и натощак.

А потом напоследок все подошли к Дарио. Ему сказали, что отведут на консультацию к Илизарову и решат, когда делать операцию, а с сегодняшнего дня он должен ходить на костылях без тутора.

… Когда мы вернулись из ЛФКа, в палате сидел счастливый Ахмед, а на его кровати лежало несколько пар боксерских перчаток, шахматы, домино, ракетки и шарики для тенниса, разные пирамидки с шариками, и много сладостей.
Ахмед, Бершадский и Костя сразу стали друг друга боксировать. А Ахмед все время говорил, что его братья будут очень рады этим перчаткам, что они давно о них мечтают, и он через пару дней отправит им посылку..
Впрочем, его не слышали. Так бывает, когда не хотят слышать, ведь раньше все, что приносилось в палату, оставалось в ней навсегда, а тут разговоры про братьев, про посылку. Да и кто, кроме меня, мог его услышать? Все были заняты: как я говорил, Ахмед, Бершадский и Костя боксировали. Гриша с Киком учились набивать ракеткой шарики (причем у них это не получалось, и Кику все время приходилось лазить под кровать за шариками), Валерик с Нытиком собирали фигурку в пентамино, а я по серпантину загонял шарики на гору, чтобы они упали в маленькую дырочку. Но у меня ничего не получалось — это было еще тяжелее, чем поставить три копейки на ребро и поэтому я только делал вид, что играю, а на самом деле слушал и наблюдал за происходящим в палате.

...А сладости нам не достались. Костя предложил после обеда устроить чаепитие в палате Гули, с которой он встречался (не мог ее к нам позвать!) и Ахмед с ним согласился. Он после гадания всё время хотел пойти к девочкам, только не мог придумать повод.
Правда, кавказское воспитание не позволило ему забрать из палаты все сладости, и он дал каждому по самому маленькому пирожному. Оно было такое маленькое (ну, не больше чем пять копеек) и такое вкусное, что я не заметил, как съел его.
А на душе было противно — Бершадский и Ахмед могли бы позвать и нас к девочкам, чем бы мы им там помешали?