Все-таки нам было проще - у нас были гарантированный кров над головой, постель, кое-какая еда, а самое главное - свой мирок, в котором мы жили и общались. Наши мамы оказались как котята в проруби: или выплывешь, или утонешь. Надо найти съемную квартиру, поладить с хозяйкой, обустроить быт, научиться говорить с врачами, медсестрами и не сойти с ума от мыслей о ребенке, брошенной семье, другом брошенном ребенке. Нам тяжело дался первый этап. Мама подселилась к маме москвички Марины Степанищевой, которая лежала в моей палате. Ее мама пессимист по натуре, говорила только о перемонтажах, перевязках, таблетках... Не помогала даже аэробика и библиотека. Мама от безысходности устроилась санитаркой в наше отделение. Для меня начались черные сутки ее дежурств, так как мама ночь напролет сидела около моей кровати и держала мою ногу, чтобы я не согнула. Через полгода мама была на грани нервного срыва. Спас положение папа. Он примчался и нашел квартиру, где хозяйка уехала и оставила нам ключи. Папа прожил с нами неделю, возил нас загорать на озера в карьере (меня, Ольгу Чалую, Валеру Гаджей и др.). помню счастливый день: лежали втроем на одном диване - папа с "Экспансией" Ю.Семенова, мама с "Блеском и нищетой куртизанок" Бальзака, а я с "Графом Монте-Кристо", даже двигаться не хотелось от счастья.
На втором этапе мама сначала поселилась в частном доме у тети Феши, добрейшей души человеке. Но колодец в огороде, соответственно в ведре головастики, иногда лягушки. Спала около печки, готовила в холодных сенях. А в октябре нашли квартиру, где хозяйками были две сестры - 18летняя Таня и 16летняя Люда (а мне было 14 лет). Мы так жили душа в душу. Они стали нашими верными подругами на все оставшееся курганское время, так же как и Харьковна (мама Тани из Харькова, лежавшей в РРВ). Я обожала дни, когда мама брала меня к себе на квартиру. Мама устроилась работать программистом в вычислительный центр КИИЭКОТа. Там совсем другая жизнь была и другое общество: то выезды в лес за грибами, то кулинарный конкурс, то какие-то вечера. Когда мама попросила прислать ее скрипку для музыкального вечера, папа через день примчался проверить: кому и что собралась играть мама на скрипке.
А на третьем этапе оюразовалась дружеская компания: моя мама, болгарка Пепа (мама Стоимена Захарова) и Богдан (папа Иры Пархоменко из Одессы). Жили очень весело. Помню Пепу, жарившую блины на электроплитке в туалете, Богдана, варившего кофе в эмалированной миске кипятильником. Однажды в золотую осень вывезли нас в городской парк погулять. Богдан загнал мам на "Орбиту". Глядя на карусель мы вспомнили, что не подкрутились. Сели рядком на скамейку, расчехлились, давай гайки подкручивать, в это время визг наших мам. Вышли они бледные, решили отпаиваться. Поэтому поймали нам такси и отправили домой. Наутро Богдан уже ходил без своей кожаной куртки, пропала. Уф! Заболталась! |
